Николай Воронков - Порыв ветра [СИ]

— Скажи спасибо, что я вас не застукала за этим самым! А не то бы я тебе…

Вторая тоже приняла вызывающую позу.

— Что ты мне?! Да ты курицу у себя под ногами поймать не сможешь, свинья ты раскормленная! Ты с пола ничего поднять не сможешь, пока на колени не встанешь, а руки только ложку и умеют держать. Если бы не твои деньги, ни один мужик в твою сторону даже не посмотрел бы!

Толстуха задохнулась от возмущения.

— А ты… Ты…

Дальше начался безобразный бабский скандал, когда тётки, обезумев от ярости, кроют соперницу, не выбирая выражений. Слова были по большей части незнакомые, но общий смысл понятен — каждая старалась унизить за внешность, сравнивая с местными животными. Ну и, естественно, перебрали всю родню, все сексуальные позы и извращения.

На шум стал собираться народ, с интересом наблюдая за происходящим. Бесплатный цирк, кто ж пропустит. Из калитки вышла даже пара девочек лет трёх и пяти, присели на скамейку рядом со мной. Но эти не радовались. Наоборот, выглядели встревоженными и напуганными. Младшая вообще готова была зареветь. Два маленьких перепуганных воробышка. Не удержавшись, я чуть приобняла их, стараясь успокоить, и они вдруг прижались ко мне, будто ища защиты.

А скандал разгорался всё больше, и постепенно я примерно поняла из-за чего сыр-бор. Вроде бы толстуха — хозяйка этого дома, а вторая — няня детей. Но она ещё и понравилась хозяину, да и сама была не против получить свою долю удовольствий. Тянулось это довольно долго, но сегодня хозяйка что-то узнала (или увидела) и это стало последней каплей. Вот она и выгнала няню, а та, решив, что уже ничего не теряет, решила высказать и свои накопившиеся претензии. Женщины уже готовы были вцепиться друг другу в волосы, когда соизволил появиться хозяин — причина ссора. Крупный, тоже раскормленный, но взгляд вполне себя умный и уверенный. Спокойно подошёл и сразу рявкнул.

— А ну цыц! Чего тут разорались?!

Женщины повернулись и хором выкрикнули.

— Да тут эта твоя…

Замерли, поняв, что говорят одно и то же, и бросились друг на друга. Толстуха видимо хотела публично отругать мужа, а любовница наверное понадеялась на его защиту. И каждую возмутило, что соперница претендует на «её» мужчину. Но тот проявил характер и решительность — схватил разбушевавшихся баб за волосы и просто развёл руки в стороны. С его габаритами и силушкой этого оказалось достаточно — бабы немного подёргались и притихли. Убедившись, что активные действия на время приостановлены, мужик отпустил жену.

— Марш в дом, нечего позориться.

Та сверкала глазами, но молча пошла к калитке. Проводив её взглядом, мужчина отпустил и вторую женщину. В голосе его появилось сожаление.

— Ты уж извини, что так получилось, но хорошее у нас кончилось — жена есть жена — он достал что-то из кармана и отдал женщине. Та мельком глянула, скривилась, но ругаться не стала. Несколькими движениями привела в порядок волосы, одежду.

— Да ладно, я и не рассчитывала ни на что. Ухватила кусочек бабского счастья, и на том спасибо. Если бы твоя…. — она покосилась на толстуху, которая замерла у калитки — не начала меня костерить, я и ушла бы молча. Прощай.

Народ начал расходиться. Мужчина ещё постоял, глядя вслед уходящей женщине, затем сам направился к дому. И тут заметил меня. Взгляд мгновенно стал злым и настороженным.

— Ты что, последние мозги растеряла? Почему дети с чужим человеком?! — рявкнул он на жену.

Толстуха непонимающе повернула голову, охнула, будто только что заметила и чуть не бегом кинулась ко мне. Честно говоря, стало страшновато. И у нас чужой человек, обнявший твоих детей, вызовет как минимум настороженность, а уж какие верования в этом мире, один бог ведает. Хотела было встать и отойти в сторону, но девочки вцепились в меня, будто мать пугала их гораздо больше. Толстуха угрожающе нависла надо мной.

— Ты кто такая?!

Я, опустив голову, чтобы не было видно губ, почти привычно забормотала.

— Милости прошу, госпожа. Родители умерли, дом за долги забрали. Осталась в одном платье и готова работать за пропитание. Не будет ли у вас какой-нибудь работы для меня?

На некоторое время установилась тишина — меня очень внимательно разглядывали. Девочки прижались ещё сильнее и тоже сидели притихшие. Наконец мужчина протянул.

— Худая уж больно и не из наших краёв. Не нравится она мне.

Для женщины это стало очень веским аргументом в мою пользу.

— Вот и хорошо, что не нравится! Хоть ей подол задирать не будешь! А то измучилась я вся, за тобой, кобелём, присматривая.

Мужчина нахмурился.

— Ты на её руки посмотри — она же ничего делать не сможет.

— Ничего, зато не объест! Не самой же мне за детьми убирать?! Или ты хочешь свою….. (слово я не поняла) снова вернуть?! Ноги её в моём доме не будет!

Мужчина хотел было резко ответить, но сдержался. Потом процедил сквозь зубы.

— Поступай как знаешь. Но если с девочками что случится, я вас обоих…

Повернулся и ушел. Я ещё толком не поняла, что происходит, как женщина уже привычно упёрлась руками в бока.

— Значит так, худоба. Шибко губы не раскатывай и слюни не пускай — возьму я тебя на несколько дней за девочками присматривать, а там посмотрим. Сыта будешь, и за это спасибо скажи. А начнёшь моему мужу глазки строить — она поднесла к моему носу огромный пухлый кулак — вмиг вылетишь! Поняла?

Я торопливо закивала, хотя ещё толком не поняла. Толстуха мотнула головой.

— Пошли.

Мы прошли в калитку. За забором оказался довольно большой двор и двухэтажный дом. Почему-то первый этаж был сложен из камня, а второй как будто надстроен из обычных брёвен. В глубине двора были ещё какие-то постройки, но хозяйка направилась к дому. У входа в дом задержалась, оглянулась на меня, торопливо идущую сзади, и кивнула в сторону небольшого корыта с водой, стоявшего у двери.

— Ноги вымой, деревня! Привыкла шастать и в коровник и в дом немытая. Запомни — прежде чем зайти в дом, всегда мой ноги от грязи. Будешь стараться, может и чури тебе подарю.

Вроде по смыслу «чури» — это какая-то разновидность местной обуви. Наверное, это даже какая-то милость, за которую я должна быть благодарна по гроб жизни. Но я слишком устала, чтобы рассуждать об этом. Да к тому же в городе, пока я пыталась найти работу, наверное, каждый пятый спокойно разгуливал босиком, поэтому я не испытала ни стыда, ни раскаяния, ни благодарности. Ноги, действительно, грязные. Сказали помыть — помою. Главное, что на сегодняшнюю ночь у меня будет ночлег, а если ещё и покормят — так вообще прекрасно.